лето в оттаве не сравнится с беспощадно душной жарой влажных тропиков.

[float=right][/float]

на сердце гнездо вьёт невесомая ностальгия. когда в последний раз александр видел родной мегаполис? почувствовал бы он то же самое, окажись вдруг в вильнюсе? может быть. но, пожалуй, не в таком районе — где-то на окраине, среди старых неоновых вывесок и грязи. здесь слишком чисто и слишком высоко.
небоскрёбы вонзаются в небеса, их огни мешаются со звёздами, незатихающий шум огромного города долетает сюда едва-едва. вся крыша,  бассейн, бар, каждое кресло — сегодня только для них двоих. александр хотел бы показать тиму мир за стенами академии, за дикой сельвой, за руинами старых лабораторий и городов-призраков, вне зоны доступа для всего того, что страстно желает их убить. почему бы и не начать отсюда?

хавьер и вовсе хотел бы сбежать. куда-нибудь на край света, только бы там держать его за руку, сбросить чужую шкуру, показать себя настоящего. он испугается? он будет его ненавидеть?
по губам ненадолго расползается полусумасшедшая улыбка. доигрался.

на нём ничего, кроме мягкого белоснежного халата, ненадёжно перевязанного поясом. совсем ничего. трикстер медленно вносит корректировки в его почти викторианскую чопорность. между пальцев дымит сигарета, на барной стойке рядом со стеклянной пепельницей такой же стеклянный стакан со льдом и виски, ветер треплет волосы, гоняет по полу рассыпанные под ногами красно-белые лепестки. прохладно. тянет окунуться в подогретую воду, от глади которой едва заметный поднимается пар. или прижаться к кому-то поближе. или всё вместе. но вид отсюда и правда красивый.

на халате два больших кармана. в левом неслышно тикают часы. когда кольт достаёт их, чтобы глянуть на время, они отвечают с минуты на минуту поднимется.
последняя затяжка. александр выдыхает дым, давит в пепельнице окурок. и вроде бы переживать совсем не о чем, но сердце заходится волнительно — ему не терпится снова биться рядом с тем, другим, ритм которого одновременно будоражит и убаюкивает все тревоги. слышать я люблю тебя в каждом ударе. отвечать я-люблю-тебя-тоже.

шаги.

Отредактировано Alexander Colt (2024-02-17 13:43:57)

Подпись автора

дивный засранец.

времени прошло совсем немного.

их часто разлучает что-нибудь на гораздо больший срок, даже запертых в стенах одной академии, — работа, занятия, миссии. не каждый раз удаётся поймать друг друга в перерывах, уснуть и проснуться в одной постели, ухватить короткий поцелуй в коридоре, разделить обед или ужин. это нормально и привычно — они ведь не пришиты друг к другу вдоль бедра. не так уж долго осталось до выпуска. моменты наедине, вырванные из плотного графика, от всего лишь ценнее.

не больше часа с того момента, как тепло его губ растаяло на скуле безмятежно спящего тима. но александр со своего места у барной стойки едва ли не вскакивает, ловит в свои руки знакомую каждой впадинкой и каждым бугорком фигуру и прижимает к себе, прячет в объятиях надёжных и безопасных, чувствует тепло от контакта обнажённой кожи, лёгкий электрический разряд по телу от царапнувшего сосок пальца.
когда корсаков целовал его нерешительно и боязливо, кольта это веселило, развлекало чувством новизны, кормило чёрную пустоту сладкими вспышками чужих эмоций. теперь, когда он льнёт ближе без единого сомнения, как прирученный к рукам ласковый зверёк, и целует с такой же ненасытной жадностью, этой игре пора бы уже надоесть, но за уголки рта цепляется едва заметная улыбка, отпечатывается мягким поцелуем на другой скуле.

светотень на лица ложится неровно, темнота ночи путается в чёрных кудрях и карих глазах. александр замирает ненадолго с ладонью на чужой щеке, бессчётное количество раз отмеченной его касаниями. и в глазах, от которых ничего не скрыть, нет ничего красивее — ничего красивее этой улыбки, каждой юношеской черты лица, и широких плеч, и узкой талии, и длинных ног. и рук, под которыми тело вспыхивает каждый раз.
— тебе идёт, — во взгляде пляшет искра, почти озорство, скажи кому — не поверят. может, дело в виски? или что-то давно истлевшее внутри оживает каждый раз, когда он рядом, и ладони блуждают бесцельно, но с удовольствием, по мягкому халату, приглаживая его к лопаткам, и к спине, и к пояснице, сжимая, наконец, пальцы на ягодицах. ничего лишнего?

расчёска высоток вонзается в горизонт. в голову почему-то не лезет ничего, кроме неуместно серьёзных разговоров. когда дверца клетки откроется, выпуская натасканных птенцов на службу охре в большом мире... александр приникает лбом ко лбу. очень немного вещей в мире его пугает, но потерять тима — страшно. так ли много власти в руках проректора? ему ещё предстоит выяснить. только не сегодня.
сегодня он ведёт тима ближе к огороженному краю крыши, где свобода ощущается на расстоянии вытянутой руки. обнимает со спины, тёплым дыханием щекочет ухо, замечает краем глаза, как под дуновением ветра за тёмными прядями проглядывают импланты, но по отношению к ним ничего почти не испытывает, кроме лёгкой благодарности за то, что корсаков всё же может слышать его голос. есть они или нет — едва ли это изменило бы чувства кольта.
— будь у тебя полная свобода выбора, — нонсенс! — какую жизнь ты бы хотел?
кудри щекочут лицо. трикстер в пяти минутах от того, чтобы сказать ну их всех, давай сбежим.

давай умрём. как бонни и клайд.

прохладные мокрые точки на затылке. дождь?

Отредактировано Alexander Colt (2024-02-22 09:01:27)

Подпись автора

дивный засранец.